[indent] Чтобы что-то существовало, оно должно обладать положением во времени и пространстве.
[indent] Именно этим объясняется тот факт, что девять десятых массы вселенной никак не учтены.
[indent] Девять десятых вселенной – это знание о местоположении и направлении всего того, что содержится в оставшейся части.
[indent] Девять десятых вселенной – это, по сути, канцелярская работа.
[indent] Бетонная крошка и мелкие осколки битого стекла, давно уже утратившие даже слабое подобие алмазного блеска, негромко хрустели под ногами. Максимилиана неслышно усмехнулась, мысленно похвалив себя за выбор обуви. Плотная подошва байкерских сапог позволяла ей не бояться поранить ступни. И всё же немка внимательно смотрела под ноги, но вовсе не потому, что боялась наступить на что-нибудь. Она высматривала следы. В засохшей грязи отпечаталось не мало ступней, от человеческих и собачьих, до крысиных и птичьих, но большая часть из них выглядела так, словно их оставили не меньше месяца назад, а потому внимание Максимилианы привлекли две отпечатавшиеся поверх них цепочки следов, тянувшиеся в сторону заводского корпуса. Девушка настороженно посмотрела по сторонам, но насколько хватало глаз тянулась лишь выжженная солнцем и заваленная мусором промзона. Она глубоко вздохнула и уверенно зашагала было вперёд, но тут её настиг вопрос турка. Немка обернулась через плечо.
[indent]  – Не знаю, – недовольно бросила она. – Я выросла в Таллахасси, но всеми местными производствами никогда не интересовалась. К тому же, меня в городе последние несколько лет не было, – фон Цвишен чуть ускорила шаг. Она по-прежнему не была уверена, что Кемаль не набросится на неё при первой возможности, тем более что вокруг валялось вдоволь камней, обломков арматуры и обрезков водопроводных труб, или, говоря канцелярскими терминами, – тяжёлых тупых предметов, любым из которых было бы так удобно ударить по затылку. Немка невольно посмотрела по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого. Почти сразу же она довольно кивнула и подобрала ржавый обломок водопроводной трубы, который просто безупречно лёг в руку. Скол на его верхней половине образовывал своеобразное остриё, позволявшее использовать находку не только в качестве импровизированной дубинки, но и как примитивнейший дротик, пригодный, правда, только для колющих ударов. Сжимая импровизированное оружие в правой руке, фон Цвишен остановилась перед тёмным провалом некогда открытой плашмя входной двери. Она всё ещё валялась перед почти символическим крыльцом, прогнившая и растоптанная. Немка настороженно всмотрелась в царившую за дверным проёмом темноту, из которой тянуло характерной вонью заплесневелой затхлости. Она достала из кармана джинсов телефон, включила фонарик и шагнула в темноту, держа импровизированную дубинку наготове.
[indent] Любитель лазать по заброшенным зданиям, неспособный незаметно двигаться в темноте, долго не живёт.
[indent] Максимилиана на цыпочках шла вперёд по тёмному коридору. Под ногами хрустела цементная крошка, перемешанная с давно утратившими бритвенную остроту мелкими осколками стекла и подсохшей уличной грязью, которую занесли на ногах бесчисленные любители сомнительной романтики заброшенных промзон, искавшие укромное место для принятия дозы наркоманы и просто бродяги, забредавшие на мёртвый завод в поисках крыши над головой на одну ночь. Шорохи гулко отдавались под высоким потолком заводского коридора, заставляя идти медленнее и задерживать дыхание, чтобы уж точно не пропустить малейшего намёка на чужие шаги. Затянувшие облезлые бетонные стены плесень и мох словно не приглушали звуки внутри здания, а только подчёркивали их, от чего казалось, будто давно мёртвый завод на самом деле жив отнюдь не в переносном смысле этого слова, а всего лишь спит, подобно сказочному дракону, и, если незваные гости потревожат его, он их проглотит и переварит, а царивший в погружённых в вечный полумрак помещениях мерзкий запах – это зловонное дыхание дремлющего чудовища. Фон Цвишен неслышно вздохнула. Эта гнилостная вонь внезапно напомнила ей, как она доставала полусгнивший собачий труп из-под крыльца дома отчима. Соседский пёс погнался за машиной, попал под колёса, заполз на их участок и сдох под крыльцом. А когда завоняло, отчим не пожелал пачкаться и отправил убирать источник мерзкого запаха нелюбимую падчерицу. Но тогда, под крыльцом отчима, этот запах был настолько концентрированным, что девочку несколько раз вырвало, пока она возилась с останками пса, а потом она потеряла аппетит на несколько дней, здесь же, на мёртвом заводе, он стоял вполне терпимый. Впору было подумать, что он просачивается откуда-то из подвала, где всё залило протухшей водой, в которой и плавают полуразложившиеся трупы и почти сгнивший мусор, но скорее всего всё было куда менее драматично, и вонь шла от трупов грызунов и бродячих животных, забредавших в заброшенную промзону и находивших свою смерть, застряв в каких-нибудь проломах или щелях, куда их заманил всё тот же сладковатый тяжёлый запах разложения, обещавший сытную трапезу.
[indent] Жизнь – это неутомимая жажда насыщения, а мир – арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследуют друг друга, охотятся друг за другом, поедают друг друга; арена, где льётся кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
[indent] Замеченные Максимиллианой ещё на улице следы тянулись вдоль по коридору. Она подумывала, не сказать ли о них Кемалю, но после устроенной им сперва в парке, а потом и у заводского корпуса истерики не хотела лишний раз провоцировать неуравновешенного «напарника», тем более что он, вроде как, наконец, успокоился. Да и гулко отдававшиеся в тишине шаги отнюдь не располагали к болтовне. И потому они так и шли молча по тёмному коридору. Фон Цвишен прекрасно понимала, что фонарик демаскирует их немногим меньше поднятого шума, но идея блуждать по заводским коридорам в потёмках, рискуя напороться на какую-нибудь арматуру или обломки какого-либо станка нравилась ей ещё меньше, и потому она выбрала меньшее из двух зол. Несколько раз они оказывались вынуждены пролезать мимо перегораживавших проход полуразвалившихся контейнеров и ящиков, нередко скалившихся ржавыми сколами, и обвалившихся труб, заставлявших опасливо пригибаться почти что к самому полу. Доносившиеся откуда-то из глубины здания скрипы металла и завывания ветра, больше похожие на скулёж какого-то живого существа. Пару раз Максимилиана даже останавливалась, чтобы прислушаться, но непонятные звуки, словно услышав, что её шаги стихли, тут же пропадали или становились достаточно отчётливыми, чтобы можно было с облегчением выдохнуть и уверенно сказать: «Ветер. Это просто ветер гуляет по мёртвым коридорам и цехам». Однако едва только злосчастные волонтёры продолжали свой путь по заброшенному заводу, и отвратительная акустика вкупе с темнотой, в которой танцевали, гротескно искажаясь, тени, делали своё дело, не давая избавиться от мысли, что где-то рядом прячутся если не зловещие призраки, то банда потерявших человеческий облик наркоманов или голодная стая одичалых собак. Немка едва сдерживалась, чтобы не заорать во всю глотку, чтобы заставить тех, кто скрывался за углом в темноте обнаружить себя. Если, конечно, там и в самом деле хоть кто-нибудь был. Но она слишком хорошо понимала, что ничего этим не добьётся, и молча шла дальше. Шуршавшие, казалось, над самым ухом шаги Кемаля, который старался не отставать, нервировали девушку ещё больше. Интуиция подсказывала ей, что его бояться не стоит хотя бы потому, что у него уже и так было предостаточно возможностей напасть на неё, и всё же, после его недавних выходок, она не могла чувствовать себя в безопасности в его присутствии, но стоило хотя бы попытаться ускорить шаг, и коридор заполнялся доносившимся словно со всех сторон топотом, заставляя замереть на месте, пока не стихнет эхо.
[indent] Вещи бывают живые – и неживые. И живых вещей надо остерегаться. Неживые всегда остаются на месте, а живые двигаются, и никогда нельзя знать заранее, что они могут сделать.
[indent] Коридор, наконец, вывел злосчастных волонтёров в какое-то просторное помещение. Скорее всего, здесь когда-то была столовая. От неё даже остались почему-то так и не вывезенные столы и стулья. Большая часть из них давно уже лишилась ножек или сложилась пополам, разделив участь завода. Но внимание «напарников» привлекла отнюдь не мебель. Теперь в том, что они на заводе не одни, можно было не сомневаться – в нескольких метрах впереди маячили тёмные силуэты с фонариками в руках. Фон Цвишен направила на них луч собственного, поудобнее перехватывая обломок трубы, но голос Кемаля едва ли не впервые за всё время, пока они искали злополучную собаку, успокоил её. Он узнал появившуюся из темноты парочку. Максимилиана опустила трубу, продолжая светить на мужчину с девушкой. С минуту она их так и разглядывала, а потом зашагала вслед за Кемалем.
[indent]  – Зашли поиски в тупик? – негромко спросила она, но тут же обернулась к турку, который внезапно что-то заметил. Немке хватило беглого взгляда, чтобы понять, что это. В своей охоте за сверхъестественным ей доводилось видеть кровь. И свежую, и давно запёкшуюся, и высохшую, приобретшую характерный ржаво-бурый оттенок. Девушка передёрнула плечами. – Что это? Кровь? – она подошла ближе, присаживаясь на корточки рядом с мужчиной и подсвечивая пятна на полу, а затем и его пальцы уже собственным фонариком. – Обратили вы внимание на запах здесь? – спросила фон Цвишен, обводя «напарников» мрачным взглядом обрамлённых нетронутыми тушью густыми ресницами зелёных глаз. – Известно ли вам, как летом на заводе, где сидр изготовляют, пахнет? Нет, запах яблок там всегда присутствует, но осенью он ещё ничего, потому как яблоки свежие и остро пахнут – так, что в нос шибает. А вот летом запах совсем другой, жутко противный. Соседи моего отчима держали некогда пса по кличке Рекс. Славная была собаченция, но не шибко умная, особенно в том, что правил дорожного движения касалось. И вот как-то раз днем, когда они на работе были, Рекса машина сбила. Бедняга заполз под дом моего отчима и там помер. Лет тринадцать было мне тогда. Хозяева решили, что пёс сбежал, и даже объявление успели дать, а через несколько дней жуткая вонища началась, и отчим меня под крыльцо лезть, чтобы порядок навести, заставил. Я выуживала несчастного пса оттуда полдня с помощью длинного шеста. Запах стоял под крыльцом примерно тот же, что и здесь – падалью, гнилью, плесенью и сыростью свежераскопанной могилы пахло. Запах, который невозможно забыть, – девушка передёрнула плечами и поморщилась. Пока она возилась с собачьим трупом, то так провоняла, что отчим ещё сутки не позволял ей войти в дом, пока запах немного не выветрился.
[indent] Нет ни Бога, ни Дьявола, ни сочувствия.

Отредактировано Max von Zwischen (2024-10-08 12:23:38)

Подпись автора

Впечатлительность — удел ничтожеств.